Наверное сегодня был тот самый редкий случай, когда я мог назвать Алекса братом, не стесняясь ничего. Хотя, я его никогда не стеснялся, просто никогда не выпадала случая признать его братом. Он язвил, как мог, пытаясь показать мне свою силу, свой характер, будто так он доказывал, что мы из одного теста сделаны. А я смотрел на него и улыбался, мне нравилось, когда он так вел себя, пытался укусить того, кто больше и сильнее. Безрассудство чистой воды, но, думается мне, что в эту минуту нас именно оно и сближает. Безрассудство такое сладкое, даже приторно сладкое. Я пытаюсь говорить, вызывая все более интересную реакцию, следя за его лицом и за эмоциями, пытаясь читать его, как открытую книгу.
Говоря об отце, он наивно полагает, что заденет меня. Он привык, что наша семья делилась на две команды, а потому я, оставшись без своего партнера по этим нешуточным семейным баталиям, должен был сдаться. Но правда заключалась абсолютно в другом. Команды было не две, а три. Я был сам по себе, будто кот. Был без роду и без племени даже будучи находясь с семьей. До какого-то момента жизни меня сие положение дел очень удручало, сейчас же я привык к своему одиночеству, к участи безумца и просто к тому, что я это я. Я привык к себе. И в этом была моя сила. Семья преподала мне славный урок, а потому уколоть меня очень сложно. Моя ахиллесова пята - мой сын. Иными способами на меня воздействовать крайне сложно. И если подобным тоном мой милый братец надеяться принизить меня, поставить на место или в очередной раз напомнить мне о моей холодности и безнравственности, то он попросту бьется о скалы. Бесполезно. Читай по слогам, братец. Бе-спо-лез-но.
-Да уж, старик умер не вовремя, я бы предпочел, чтобы он умер, когда я был в Америке, чтобы отделаться простым переводом денег, - я улыбаюсь шире и смотрю на брата. Чего ты ожидал, малыш Алекс? Что я буду плакать по отцу? Я помню его разочарование, брат, я помню, как он не желал меня видеть. Не желал настолько, что вместо того, чтобы заниматься мной, он в течение семи лет пытался с матерью родить тебя. Ты был надеждой, но быстро перестал ей быть, когда с особым удовольствием читал с мамой книжки и любил плюшевых зверей. Это был мой первый триумф, но на долго ли? С каждым годом, брат, ставка росла. Умного сына было недостаточно, за год он изнашивался. Нужен был новый. И я становился им. Раз за раз, словно змей, я менял свою шкуру в угоду отцу. И ты думаешь, что я его любил? Каждый раз ломая себя и создавая нового человека, я ждал этого дня, когда ты, скорчив гримасу, наклонишься к его серому лбу и сделаешь вид, что примерный мальчик. Когда я, улыбнувшись во весь рот, но отвернувшись ото всех, наклонился к серому лбу. Да, он гордился мной, чего не скажешь о тебе, брат, но нужна ли мне такая гордость? Какой ценой? Да и не знает он всей правды, чтобы вот так говорить на последнем издыхании. Никто не знает. Кроме боссов. Но... они ведь не знают, что я безумец, верно? Они думают, что я все делаю так, потому что так надо. Я потрошу девиц, потому что они провинились. О, нет, вины их нет. Просто глупышки, которые ведутся на милое личико и толстый кошелек. Я инквизитор, брат. Я ищу идеальную и уничтожаю мусор, который никому не пригодиться. И ты думаешь, что я буду плакать? Ты думаешь, что ты меня как-то расстроишь? Нет, брат, ты забавишь меня. Мне нравится эта игра, которая длиться вот уже 24 года. Или сколько тебе? Прости, 25 лет. Поиграем еще? Мы ведь так редко играли в детстве.
Да, я продолжаю игру. Я не скрываю интерес, потому что мне интересно, что же скажет Алекс. Каким ударом попытается меня убить. Я думал, что надавали на больное, но малыш Алекс ловко выкрутился, строя из себя зазвездившегося мальчика, который не думает о семье, но который думает о пиаре и деньгах. Ох, как это банально, брат. Все, кто чуют славу, говорят ровно то, что и ты сказал. Мне стало смешно.
-Я так понимаю, что пиар ходом будет и стайка детей, которую ты когда-нибудь непременно извергнешь из чрева твоей псевдожены, - смеюсь я, щуря глаза. Подобными изречениями, он делает из себя идиота, поскольку говорит все это мне, человеку, для которого семья свята, и который умудрился уничтожить то, во что верил, - а вообще, будет очень здорово, если тот человек, которого ты выберешь себе в супруги, сможет физически нарожать маленьких Алексов с бриолиновыми чубами, - а вот сейчас я делаю намек совершенно не на женщин. Могу ли я с полной уверенностью заявить о предпочтениях моего братца? Едва ли, я лишь сужу по тому, что вижу. И хотя Алекс не какая-нибудь жеманница, что вздергивает пальчик, когда отпивает из кружки чай, но все же порой мне он виделся совершенно не мужественным. Наверное, лишь тяжелый, характерный, бархатный голос выдавал в нем мужика. Мне снова стало смешно, поскольку я представил обложку какой-нибудь бульварной газетенке, где Алекс удивленно таращит глаза и грациозно прикрывает ротик, пока где-то на заднем плане к его хозяйству пристроился безликий персонаж.
Как только подобная картинка появилась у меня в голове, вместе с ней появилась и мысль, что мне на сегодня хватит алкоголя. И хотя я чувствовал себя прекрасно, а видел все вокруг себя четко и красочно, то я просто проигнорировал сигнал тревоги. Я не хотел сегодня контроля над собой. Если я запутаюсь в своих мыслях и перережу глотку Алексу, думаю, ничего страшного не будет. Одной трагедией больше, одной меньше.
Я продолжаю двигаться дальше и прошу песню.
-Ты ищешь подвох? Неужели я такой плохой? Я ведь твой брат, почему ж ты ждешь от меня плохого? - я стараюсь говорить максимально невинным голосом, но в нем чувствует много фальши. Меня бояться стоит, поскольку порой я шальная пуля. А на щеках у малыша Алекса появился румянец, что означало его смущение. Я наконец-то смотрю ему прямо в глаза, когда все это время пробегал их вскользь. Не люблю прямой контакт, но сейчас он был нужен. Чтобы вывести Алекса из равновесия, чтобы выдернуть его из зоны комфорта. Сможешь ли ты теперь петь, брат? Такой хваленный и знаменитый, такой талантливый. Давай проверим, можно ли пропить талант, когда пьешь со своим братом-злодеем.
Алекс забрел в кладовую и начал искать там старинную гитару, которую подарила ему мать в далеком прошлом. И хотя гитару просил я, получил он. Санта определенно путал нас, раз большинство моих заказов оказалось именно у Алекса. Он возвращается и садиться слишком рядом, что теперь дискомфорт чувствую я. Мне казалось, что к Алексу я не прикасался всю жизнь, и приближался последний раз пару часов назад, поскольку мы рядом стояли у гроба. Сейчас не было причин сближаться, но Алекс сделал это, и мне начало казаться, что нарочно. Я бы услышал звук гитары даже если бы Алекс сидел на другом конце дивана. Но все это остается в моей голове, я нервно улыбаюсь и солютирую пустым бокалом, выпиваю подтаявший лед. Брат настраивает гитару, тонкими пальцами перебирает струны и пытается подобрать песню для меня. Возможно, сегодня он даже напишет новую песню. Песню о том, как он ненавидит брата. И я очень огорчусь, если она не попадет в первые строчки чарта.
Алекс начинает петь, а я наслаждаться. Сердце колотиться, поскольку мне нравится то, что происходит. Хотя если посмотреть на меня, то я хмурюсь и делаю вид заинтересованного слушателя. Песня явно не про меня, и посвящена определенно не мне. Отодвигая все прошлые недомолвки, я могу сказать, что Алекс действительно талантливый парень и, пожалуй, слава его заслуженная. Да, он талантливый настолько, что заставляет меня тянуться к компьютеру и набирать в поисковую строку Алекс Грейсон. Кстати, однажды я убил его фанатку. Он не знает, но я познакомился с ней на концерте моего брата. Забавно, правда? Но логика моя была проста. Алекс нравился моей Мэйбл, она всегда его поощряла, и будь миллионершей, непременно бы стала его покровителем и спонсором. А поскольку она была простой женщиной, женой старшего брата, то она просто уважала и любила Алекса. Делала то, чего я никогда не мог. По этой простой логике я и стал искать счастье на концерте брата, но не нашел. Очередной мусор. Визжала, когда услышала мою фамилию. Не поверила, что мы братья. Думала, что я тезка. Я ударил ее,и она упала.. и я всадил ей нож прям в лицо. Кстати, мне нравится убивать ножом, так более эстетично, чувствуется характер и сила, поскольку для удара холодным оружием нужна сила и опыт. И этим я могу похвастаться только сам себе, ведь это пойму только я.
Алекс поет слишком эстетично. Чувствуется, что он сам получает наслаждение от того, что делает. И это здорово. Я никогда подобного не чувствовал, когда подчищал финансовые истории тех ублюдков, что сидят надо мной. И вот сейчас я ощущаю какую-то радость, как будто я нашел любимого исполнителя. И это счастье, которое появилось в моем бренном теле, заставляет меня злиться и ненавидеть Алекса еще больше. Он заставляет меня сходить с ума, я сжимаю бокал. Сильнее, еще сильнее. Так сильно, что напрягается вся рука. От запястья до плеча проступают вены, но их не видно под хлопком рубашки. Мои пальцы побелели, а на лбу выступил пот. Я ненавижу тебя, Алекс Грейсон. Ты чересчур хорош, чтобы тебя любили, Алекс! Алекс замолчал, но я продолжал сжимать бокал и смотреть на него. В какой-то момент стакан просто лопается и я ощущаю, как стекло впивается в мою руку. Я резко разжимаю ладонь и ощущаю жар собственной крови. Морщусь.
-Считай, что мне понравилось, - рычу я, не в силах сказать что-то приятное брату. Свободной рукой я зажимаю запястье, чтобы придавить артерии и приостановить кровь. Но я не могу просто взять и признаться, что мне нравится. Не могу, Алекс, прости, - обидно только за тех бедолаг, что каждый день торчат в лондонском метро. Кстати, слыхал и получше песни. Почему же они не получают миллионы, а? Брат? - я улыбаюсь и поворачиваюсь к брату, стоя перед ним и зажимая окровавленную ладонь. А потом я просто опустил руку. Мне не хотелось ничего делать, я смотрел на брата испытывающим взглядом.
-Знаешь, когда отец умирал, он сказал, чтобы я позаботился о тебе, поскольку певец - профессия баб и наркоманов, - я вру, отец перед смертью сказал, чтобы я заботился о матери и брате, но это уже другая история, - как думаешь, стоит ли мне начать заботиться о тебе? - я смеюсь, а потом наклоняюсь к журнальному столу, где стояла пачка салфеток. Вытянув одну, я ушел на кухню, чтобы вытащить из руки стекла. Я надеялся, что брат пойдет за мной. Мне хотелось этой сладкой и чертовски приятной ссоры с ним.